В июне 1918 года согласно декрету новой большевистской власти вся крупная промышленность в России была признана «собственностью народа». А что стало с её бывшими хозяевами-частниками, теми, кто годами и поколениями это производство создавал? FeelFeed рассказывает о ярких и трагических судьбах богатейших фамилий.
Николай Второв
К началу XX века фамилия Второв была едва ли не самой известной в Сибири. Под такой вывеской в 13 городах, от Екатеринбурга до Читы, работали роскошные пассажи, где можно было купить модные и галантерейные товары, включая даже парижские новинки, заночевать в люксовой гостинице, отобедать в лучшем ресторане и отдохнуть в зимнем саду.
Принадлежали они иркутскому купцу-миллионщику Александру Второву с сыновьями. Тот в своё время начинал мальчиком на побегушках в мануфактурных лавках и разбогател не без мошенничества. Открыв в 21 год собственную оптовую торговлю, он несколько раз, как тогда говорили, «переворачивал шубу» – объявлял себя банкротом, прикарманивая при этом крупные суммы.
Его сыновья, более образованные и способные в делах, приумножили наследный капитал в 10 раз, не прибегая к грязным трюкам. Николай получил по старшинству большую часть денег и уже в Москве достиг высот, о которых отец и мечтать не мог. Переключившись с торговли на производство, он к 1917 году владел двумя сотнями предприятий, главные из которых работали на оборону, укрепляя национальный престиж страны.
Во многом благодаря ему зародилась отечественная химическая промышленность. Он с нуля запустил в стране выплавку высококачественной стали, годной для создания машин, кораблей и самолётов (но поскольку первая продукция была получена в ноябре 1917-го, советская власть приписала эту заслугу себе). Он в кратчайшие сроки построил ряд военно-металлургических заводов, в том числе знаменитую «Электросталь», которые быстро покрыли острую нехватку боеприпасов.
Один из заводов, в Лужниках, был готов всего за 38 дней. Генерал-майор Русской армии Семён Ванков, помогавший строительству организационно, сказал тогда: «Вот каких результатов способна достичь энергия русского предпринимательства, когда ей не мешает канцелярская волокита и оказывается возможное законное содействие со стороны власти».
За деловую хватку и умение «разруливать» самые сложные ситуации Николая Второва прозвали «сибирским американцем». А ещё «русским Морганом» – не только по потому, что он, как и Джон Пирпонт Морган, был стальным магнатом, но отчасти за внешнее сходство: у обоих был пронизывающий взгляд, от них исходила сила, и в целом они производили на собеседников ошеломляющее впечатление.
«Всё, что он делал, он делал по высшему классу. Если нанимал людей, то это были лучшие специалисты», — сказал о Второве историк московского купечества, научный сотрудник РАН Михаил Дроздов.
Среди прочих на его предприятиях работали будущие министры и заместители министров во Временном правительстве. Второв не занимался политикой, но после расстрела мирного шествия рабочих в 1905 году стал презирать Николая II и в шутку говорил о самом себе: «Мы, Николай Второв». Он приветствовал отречение царя в марте 1917-го. После Октября, по некоторым сведениям, пытался договориться с большевиками и даже встречался с Лениным. Одним из последних дел Николая Второва стала попытка организовать снабжение продовольствием Москвы и Петрограда, на что он лично пожертвовал 30 млн рублей.
Гибель Второва
В мае 1918 года 52-летний промышленник был убит в своём рабочем кабинете. По Москве ходили слухи, что его застрелил агент большевиков, хотя тем вряд ли в тот момент была нужна его смерть. По одной из версий, убийца – красноармеец и учащийся из Сибири по фамилии Гудков – был незаконным сыном Второва, прижитым в Томске.
Согласно газете «Заря России», опубликовавшей самый подробный отчёт о трагедии, Гудков просил у Второва денег на продолжение учёбы. Тот обещал, что поможет не только закончить среднее, но и получить высшее образование. Однако Гудков потребовал просто дать ему 20 тысяч, здесь и сейчас. Получив отказ, достал револьвер. Второв бросился на него, пытаясь обезоружить, но тот успел смертельно его ранить. Обливаясь кровью, Николай Александрович дошёл до швейцарской и сказал попавшейся на глаза служащей: «Дуняша, не ходи туда, там стреляют». Это были его последние слова. Убийцу заперли в кабинете. Поняв, что ему не скрыться, Гудков выстрелил себе в висок.
Второва провожала вся Москва. Вероятно, в первый и последний раз при советской власти в одной колонне шли рабочие, оставшиеся представители буржуазии и красные комиссары. Похоронная процессия растянулась более чем на версту, одни венки заняли девять колесниц, а рабочие несли венок с надписью «Великому организатору промышленности».
Предприятия Второва национализировали уже после его смерти, в 1918-1919 годах. А тот самый кабинет в «Деловом дворе» на Варварской (ныне Славянской) площади Москвы, где произошла кровавая драма, позже занимал председатель Высшего совета народного хозяйства Куйбышев.
Знаменитый особняк «Спасо-хаус» в районе Арбата – ныне резиденция американского посла – был также построен Второвым. Он успел пожить в нём три года.
Павел Рябушинский
Если Второв был «русским Морганом», то Павла Павловича Рябушинского, возглавлявшего при Николае II династию текстильных фабрикантов и банкиров, называли «русским Рокфеллером». Не сфера деятельности роднила его с заокеанским нефтяным монополистом (клан Рябушинских лишь присматривался к разработке месторождений), а то, что обе фамилии были несомненным синонимом богатства.
Правда, в среде московских купцов Рябушинских недолюбливали. Отец и дядя Павла Павловича слыли ужасными крохоборами, чему есть немало свидетельств в мемуарах современников. Как-то отца застали за тем, что он собирал с тарелок гостей остатки недоеденных пирогов, чтобы они не достались прислуге. Его брат покупал самый дешёвый чёрствый хлеб, зато в гостях не стеснялся обильно угощаться свежим.
А однажды братья-скупердяи удивили всю Москву, когда вдруг начали каждый день завтракать в «Славянском базаре». В ресторане гордились, что первые богачи стали их преданными клиентами. Лишь через месяц выяснилось, что Рябушинские-старшие сбывали там купоны, которые, как они знали заранее, должны были вскоре упасть в цене. Афера состояла в том, чтобы платить за еду купонами крупного достоинства, с которых им приносили сдачу «живыми» деньгами. Кто-то потрудился подсчитать: уплатив за месяц завтраков всего 36 рублей, Рябушинские унесли из ресторана 3750 рублей.
После смерти отца Павел Павлович и его братья многократно расширили семейный бизнес, действуя порой куда более хищно. Например, захватили Харьковский земельный банк, доведя его хозяина до самоубийства. Богатейший промышленник юга России, меценат Алексей Алчевский в свои 65 лет бросился под поезд в Петербурге, когда министерство финансов во главе с Витте отвергло все его предложения по спасению от банкротства. Но как только банк заполучили Рябушинские, им тут же выдали льготный кредит в 6 млн рублей – не иначе правительство было с ними в сговоре.
Пожалуй, единственное, в чём Павел Рябушинский при его громадных амбициях потерпел полных крах, так это в политике. Ни одно из его начинаний – а к 1917 году он всё-таки был в числе самых заметных политических фигур страны – не привело его сторонников к успеху. Известный книгоиздатель Сытин обозвал его «акулой капитализма, рвущейся к власти». Большевики возненавидели его ещё после Февральской революции, когда он предупредил, что «мечта всё изменить, отняв всё у одних и передав другим, лишь многое разрушит и приведёт к серьезным затруднениям».
А в августе 17-го Рябушинский, ругая теперь уже Временное правительство за губительную экономическую политику, произнёс роковую фразу: «К сожалению, нужна костлявая рука голода и нищеты, чтобы она схватила за горло лжедрузей народа, членов разных комитетов и советов, чтобы они опомнились». Иосиф Сталин, в то время малоизвестный публицист, вырвал её из контекста и представил так, будто «Рябушинские не прочь наградить Россию голодом и нищетой, чтобы успешнее справиться с рабочими и крестьянами». Так вместо богатства и успеха эта фамилия стала олицетворять в советской России страшное капиталистическое зло.
Карикатура 1917 года: Временное пр-во (в лице министра торговли и промышленности Коновалова) пытается урезать сверхприбыль промышленников (в лице Рябушинского) от военных заказов государства. Но богачи от «стрижки» нисколько не в убытке.
Летом 1917-го Павел Рябушинский был арестован по обвинению в поддержке Корниловского мятежа, освобождён по личному распоряжению Керенского. После победы большевиков уехал во Францию и в 1921-м, с началом НЭПа, снова воодушевлённо призывал готовиться к возрождению России, понадеявшись на эволюционные перемены внутри советского строя. Однако в 1924-м, в 53 года, он умер от многолетней чахотки.
А через несколько лет Великая депрессия и необдуманная жадность одного из братьев, который не пожелал вовремя снять со счетов семейные деньги, привели могучий клан Рябушинских к полному разорению. Изданная в Париже книга Владимира Рябушинского начиналась со слов: «Ввиду скудности средств и необходимости поэтому выгадывать на бумаге пришлось иногда жертвовать твёрдым знаком…» Когда же умер в 1942 году Степан Рябушинский, вдове пришлось распродавать последние вещи, чтобы достойно похоронить некогда богатейшего человека царской России.
Алексей Путилов
Фамилия Путилов прежде всего ассоциируется со знаменитым заводом в Питере, и действительно, его основатель, выдающийся инженер-металлург, промышленник и новатор Николай Путилов приходится Алексею двоюродным дедом. Однако Алексей Иванович никогда не афишировал своё родство, так что историки впоследствии даже сомневались, не однофамильцы ли они.
А вот Путиловский завод был знаком Алексею не понаслышке – он входил в созданный им мощный военно-промышленный концерн из крупных сталелитейных, военных и судопроизводственных предприятий. В 1914 году этот концерн выпускал едва ли не половину всех артиллерийских орудий и построил по заказу адмиралтейства два военных крейсера.
Алексей Путилов был одним из самых влиятельных русских финансистов, чьё мнение ценилось в банковских кругах как на Западе, так и на Востоке. Из Русско-Китайского банка, катившегося к краху, он создал крупнейший в России Русско-Азиатский банк и обеспечил постоянный прирост капитала благодаря вложениям в массу прибыльных проектов. Производства имели самую обширную географию – от лесов на Севере до нефти на Каспии, от фабрик в Петербурге до металлургии на Урале и угля на Сахалине.
Но, получая огромный доход, Путилов был скромен до аскетизма. Ходил в поношенном пиджаке со следами сигарного пепла и посвящал работе сутки напролёт, частенько забывая про сон. Дорогие сигары – единственная слабость, которую он себе позволял. И, кстати, основанный им табачный трест контролировал почти 57% производства табака в Российской Империи.
Как и Второв, Путилов был разочарован правлением Николая II, но, понимая негодность царского режима, он ещё больше опасался революции, предсказывая, что в России настанут времена куда хуже Пугачёвщины. Он весьма щедро спонсировал Белое движение. По некоторым сведениям, будучи уже в эмиграции, Путилов совместно с другими бывшими российскими магнатами профинансировал организацию знаменитого террориста, заклятого врага большевиков Бориса Савинкова. Тот брался организовать покушение на высокопоставленных представителей советской делегации на Генуэзской конференции 1922 года. Из этих планов, однако, ничего не вышло.
Всё движимое и недвижимое имущество Путилова в России было конфисковано сразу после Октябрьской революции особым декретом Совнаркома. Но поскольку значительная часть активов Русско-Азиатского банка находилась за рубежом, Алексей Иванович не был в одночасье разорён и несколько лет возглавлял его парижское отделение. Жена, дочь и сын Путилова тоже сумели добраться до Франции, сбежав из советской России по льду Финского залива.
Однако в 1926 году эмигрантская пресса раздула слухи, будто Путилов, предав «своих», пытается сотрудничать с большевиками. На самом деле он встречался в Париже или Берлине со своим давним знакомым Леонидом Красиным, ставшим наркомом внешней торговли РСФСР, и высказал ему идею создать советско-французский банк в помощь денежной реформе России. Поверив в версию «предательства», Путилова отстранили от руководства банком. Это стало для него ударом. Он полностью отошёл от дел.
В 1937 году некогда знаменитого финансиста посетил в русском квартале в Париже журналист одной из эмигрантских газет. Он написал, что тот живёт «одиноко в маленькой квартире на втором этаже, на тихой, удалённой от больших артерий улице» и почти не выходит из дома. Спустя три года 73-летний Путилов умер, и это событие прошло незамеченным.
Что стало с другими знаменитыми предпринимателями
Савва Морозов в мае 1905 года был найден в гостиничном номере в Каннах, где находился по настоянию врачей, с простреленной грудью и предсмертной запиской. По официальной версии, он покончил с собой, находясь в глубокой тоске из-за того, что никак не мог улучшить положение рабочих на своей фабрике. Этому сурово препятствовала мать, бывшая директором-распорядителем. Однако есть версии, что самоубийство 43-летнего Морозова инсценировали. Причём один из подозреваемых – тот самый глава советского Внешторга Леонид Красин, встреча с которым погубила Путилова.
Савва Мамонтов в 1890-х годах разорился и попал в тюрьму, став жертвой собственных рискованных замыслов, а также мутных интриг со стороны банка, ссудившего ему деньги, и правительства, мечтавшего заполучить в собственность его Московско-Ярославскую железную дорогу. Потеряв состояние и репутацию, умер в апреле 1918 года в возрасте 73 лет.
Степан Лианозов, крупнейший нефтяной магнат России, после Октября 17-го был одним из организаторов и активных участников Белого движения, в частности, готовил наступление генерала Юденича на Петроград. В эмиграции в Париже вместе с Рябушинским пытался придумать, как защитить интересы русских собственников, бежавших от советской власти. Там же и умер в 1949 году в возрасте 77 лет.
Сергей Третьяков, младший представитель семьи предпринимателей и меценатов Третьяковых, основателей знаменитой галереи, входил в состав Временного правительства и вместе с другими его членами был арестован большевиками в Зимнем дворце. В 1918-м его отпустили, после чего он работал советником у Деникина, Врангеля, был даже министром в сибирском правительстве Колчака. А позже, уже в эмиграции, был завербован советской разведкой и все 30-е годы снабжал ОГПУ (затем НКВД) сведениями о белоэмигрантском движении, созданном тем же Врангелем. В 40-е годы был арестован гестапо как советский агент и расстрелян в немецком концлагере.
